Сведений о том, сколько детей было заключено в Минском гетто, не сохранилось, но известно, что каждый пятый узник был в возрасте до 18 лет. Положение детей было бедственным. Беззащитные, они должны были выживать и приспосабливаться к новым условиям. Дети, рискуя жизнью, пролезали под проволокой и ходили в т. н. «русский район» выменять продукты, просить милостыню, а затем возвращались к родным в гетто, принося еды, которой кормилась вся семья.

По решению юденрата в гетто было организовано два детских дома для детей от 2 месяцев до 13 лет. Один из них располагался в двухэтажном доме по улице Заславской. Кормили детей в основном за счет помощи жителей гетто. Большая трагедии произошла 2−3 марта 1942 года. В гетто был очередной погром, который вошел в историю под названием «Пуримский» (именно в эти дни евреи празднуют праздник Пурим, посвященный детям), когда ликвидации подлежал еврейский детский дом. В ходе погрома только в течение часа было расстреляно двести детей.

В 1942 г. среди 60 воспитанников детского дома № 2 г. Минска находился 31 еврейский ребенок, в детском доме № 3 — 11 евреев среди более 100 детей. Инспектор Минской городской управы говорил, что в приютах Минска около 600 детей еврейской национальности. Некоторых детей передавали на воспитание местным жителям. Каждому такому ребенку выдавали справку, удостоверявшую его нееврейское происхождение. Например, Пелагее Гуще 27 марта 1942 г. выдали документ, в котором говорилось, что девочка Люся трех лет из детских яслей № 1 Минска не является «жидовкой». Няня Анна Величко вспоминала, что при появлении немцев еврейских детей запихивали в чуланы, овощехранилища, а летом — в ботву картофельных посадок, перекрашивали волосы. Практически все они прошли обряд крещения, были внесены в приходские книги и носили нательные крестики. Это давало право на получение продуктовой карточки.